Картельный сговор в закупке: доказательства и фикции

27 Сен 2022 О закупках по Закону № 44-ФЗ

Автор статьи:

Проблематика картелей в последнее время, как говорится, «на острие». Распространяется много информации о раскрытых антимонопольным органом сговорах, в том числе на торгах. Однако все эти сведения представляются не очень убедительными, а иногда и не соответствующими действительности. Налицо подмена понятий и путаница между доказательствами сговора, опровержимыми предположениями его существования, и наконец, нездоровое стремление наукообразить латинское выражение «per se».

Фабула такова. Общество с ограниченной ответственностью и государственное унитарное предприятие неоднократно становятся участниками электронных аукционов на поставку лекарственных средств, в т. ч. весьма дорогостоящих, например, предназначенных для лечения онкологических заболеваний (госзаказ). Во многих аукционах других участников нет, только эти двое, причем общество не демонстрирует активную конкурентную борьбу, делая 1–2 шага аукциона. Аукционы выигрывает предприятие, впоследствии общество становится поставщиком этого предприятия. Казалось бы, все очевидно? Ходят на торги вместе, один уступает другому, потом получая от него же заказ на поставку. Одинаковый сценарий повторяется много раз, схема не работает только в том случае, когда на аукционах появляются другие игроки, тогда картина снижения цены становится совершенной иной.

Синхронные действия, непонятная экономическая целесообразность последующих договорных отношений между соперниками на аукционе, отказ одного из участников от конкурентной борьбы являются косвенными доказательствами картельного сговора? Доказательствами или все же предположениями? Можно ли вменять хозяйствующим субъектам заключение антиконкурентного соглашения без проведения анализа конкуренции на рынке? В этом ли заключается суть per se: нулевой стандарт доказывания?

***

Торги представляют собой наиболее распространенный способ закупки. Основой торгов (их конститутивным признаком) является состязательность участников: если они не заинтересованы бороться друг другом, торги лишены всякого смысла[1]. В антимонопольном законодательстве имеются нормы запретительного характера, нацеленные на стимулирование конкурентной борьбы на торгах. Так, в ст. 11 и 11.1 Федерального закона от 26.07.2006 № 135-ФЗ «О защите конкуренции» (далее — Закон № 135-ФЗ) установлены запреты на антиконкурентные соглашения и согласованные действия хозяйствующих субъектов, если они приводят или могут привести к повышению, снижению или поддержанию цен на торгах. Этот запрет подкрепляется еще и мерой административного взыскания — штрафом, размер которого исчисляется от начальной цены предмета торгов (ч. 1 ст. 14.32 КоАП РФ). Обратим внимание на ключевой признак антиконкурентного соглашения (или согласованных действий), прямо указанный Законом № 135-ФЗ, — его следствием должно быть повышение, снижение или поддержание цен на торгах.

В последние годы борьба с картелями (антиконкуретными соглашениями) — одно из приоритетных направлений деятельности ФАС России. Однако центральный вопрос состоит в том, что необходимо соблюдение основополагающих стандартов доказывания наличия картельного соглашения.

Возможные сговоры следует разделить на два вида:

1) сговоры участников закупки между собой;

2) сговоры между участником закупки и заказчиком[2].

Торги представляют собой мероприятие полностью добровольное: устроитель (заказчик, организатор) может отменить уже объявленные торги, участники могут подать, но впоследствии отозвать свои заявки. Объяснение заложено в том, что торги — это сложный юридический состав, его образует комплекс последовательно совершаемых сделок, в основе которых находится основное начало нашего гражданского законодательство — принцип свободы договора (п. 2 ст. 1, ст. 421 ГК РФ). Равным образом никак не регламентирован и не может быть регламентирован сам ход торгов: начальная цена может быть не снижена, снижена незначительно или, напротив, возможен демпинговый сценарий торгового соревнования. Причины данных алгоритмов не находятся в юридической плоскости, они обусловлены предпосылками исключительно финансово-экономического характера.

Среди них можно обозначить следующие: сложные характеристики объекта закупки (например, лекарственный препарат для лечения орфанного или онкологического заболевания, низконконкурентный рынок конкретного региона реализации товара (субъекта РФ), срок годности лекарственного препарата, находящегося в распоряжении потенциального поставщика, отсутствие лекарственного препарата в наличии у потенциального поставщика, санкционный режим поставок из иностранных государств, срок действия лицензии и проч.)[3].

Таким образом, поведение участника аукциона, не располагающего какой-либо информацией о своих соперниках ввиду электронного и анонимного формата ценового соревнования, обусловлено множеством разнообразных факторов. Предположить, а тем более доказать, какой именно из них свидетельствует о наличии сговора, сложно, если не сказать невозможно.

Процедура электронного аукциона (ст. 59–71 Закона № 44-ФЗ) сама по себе способствует развитию конкуренции в закупках, она создает полноценные условия для появления игроков, не имеющих договоренностей как с другими участниками, так и с заказчиком (устроителем торга). Неслучайно в специальной литературе подобные торги именуют «анонимными» или торгами «под девизами»[4]. Подобная анонимная процедура в электронной форме сама по себе нивелирует возможности каких-либо картельных сговоров. Участники электронного аукциона выступают под номерами, а потому ни заказчик, ни участники аукциона не располагают сведениями о том, кто есть кто (ст. 59, 66 Закона № 44-ФЗ). Участники торгов не могут достоверно знать (и даже обладать информацией), кто именно выступает их конкурентами (соперниками) в конкретном аукционном соревновании, какие-либо идентификационные данные отсутствуют[5].

Количество участников электронного аукциона не имеет правового значения, поскольку алгоритм торга от этого не меняется, два или двадцать два участника все равно не располагают какими-либо сведениями друг о друге. Равным образом заказчик также не имеет информации об участниках электронного аукциона до момента открытия доступа к заявкам.

Тот факт, что на аукционах с бóльшим количеством участников конкуренция повышается (участники аукционов делают больше «шагов»), не свидетельствует о наличии сговора при обратном сценарии, поскольку конкуренция между двадцатью участниками заведомо будет выше, нежели чем между двумя. Это объективные данные, наличие сговора они никоим образом не подтверждают ни прямо, ни косвенно по той простой причине, что само участие в торгах является добровольным: сколько претендентов заявится — столько и торгуется[6].

Торги, в т. ч. и аукционные, имеют отправную точку в виде начальной цены. Она может идти как вверх, так и вниз; в закупках начальная цена является максимальной, поэтому соревнование идет на снижение цены, если начальная цена рассчитана правильно в соответствии со ст. 22 Закона № 44-ФЗ, то возможности ценового соревнования невелики, проще говоря, диапазон снижения цены объективно является небольшим. Нужно также учесть и фактор государственного регулирования цен на лекарственные средства, что также минимизирует амплитуду ценового падения (гл. 12 Федерального закона от 12.04.2010 № 61-ФЗ «Об обращении лекарственных средств»). И это тоже является самостоятельным аспектом: начальная цена, которая адекватна рыночным ценам на лекарственные средства, не дает участникам аукциона возможности делать множество «шагов», они оперируют ценовыми предложениями в относительно узком ценовом диапазоне. Таким образом, один-два шага на аукционе в противовес, допустим, десяти шагам, еще не являются доказательством сговора. Множество ценовых шагов, приводящих к демпинговому снижению цены, напротив, свидетельствуют о недобросовестности участников аукциона, потому что «бросовая» цена не является индикатором добросовестной конкуренции, она, напротив, демонстрирует риски неисполнения поставок лекарственных средств и нарушения прав пациентов. Демпинг — не индикатор эффективной закупки, а размер сброса стартовой цены торгов — не маркер наличия или отсутствия картельного сговора[7].

Отметим и высокую социальную значимость электронных аукционов на приобретение лекарственных средств ввиду необходимости соблюдения принципа приоритета прав пациентов (ст. 4 Федерального закона от 21.11.2011 № 323-ФЗ «Об основах охраны здоровья граждан»), лекарственные средства — это объект закупки социального значения[8]. Таким образом, значительное ценовое падение в подобных аукционах отнюдь не свидетельствует о добросовестности поведения его участников. И наоборот, незначительное ценовое падение не является доказательством наличия картельного сговора.

Общие положения о торгах и об алгоритме ценового соревнования приводят нас к необходимости установления нормативных признаков картельного сговора. Подчеркнем необходимость выявления и доказывания именно нормативных признаков, правовых критериев, а не каких-либо предположений субъективного характера (в частности, такого рода, как «характер действий нельзя признать случайностью», «предсказуемое поведение»). В судебной практике сформирована позиция о недопустимости предположений о том, что контракты могли быть заключены на более выгодных для заказчика условиях и товар поставлен по более низкой цене[9].

Согласно п. 2 ч. 1 ст. 11 Закона № 135-ФЗ признаются картелем и запрещаются соглашения между хозяйствующими субъектами-конкурентами, т. е. между хозяйствующими субъектами, осуществляющими продажу товаров на одном товарном рынке, или между хозяйствующими субъектами, осуществляющими приобретение товаров на одном товарном рынке, если такие соглашения приводят или могут привести к повышению, снижению или поддержанию цен на торгах.

Приведенное нормативное (легальное) определение картельного сговора предполагает доказывание ограничение конкуренции на конкретном товарном рынке по совершенно очевидным признакам. Во-первых, норма содержится в федеральном законе, посвященном защите конкуренции. Так, на основании ч. 1 ст. 1 Закона № 135-ФЗ предметом данного закона являются организационные и правовые основы защиты конкуренции, а его целями — обеспечение единства экономического пространства, свободного перемещения товаров, свободы экономической деятельности в Российской Федерации, защита конкуренции и создание условий для эффективного функционирования товарных рынков (ч. 2 ст. 1 Закона № 135-ФЗ).

Отдельная норма не может иметь ни автономного применения, ни автономного ее толкования (интерпретации). Следовательно, установление картельного соглашения возможно только в рамках предмета регулирования Закона 135-ФЗ, что само по себе предполагает необходимость анализа конкуренции на конкретном товарном рынке, а также установление последствий в виде ограничения конкуренции путем повышения, снижения или поддержания цены на торгах.

Во-вторых, соглашение должно быть квалифицировано между субъектами — конкурентами. Данный признак равным образом означает, что вменять картельный сговор без анализа товарного рынка на предмет ограничения конкуренции нельзя. Сами легальные признаки данного соглашения предполагают анализ рынка и это имплементировано в норму федерального закона.

Понятно, что картель — это не соглашение и не договор в общегражданском смысле, это некое согласованное волеизъявление, имеющее противоправный характер[10]. Вместе с тем внешнее проявление картельного сговора должно демонстрировать скоординированные и целенаправленные действия, подпадающие под критерии ограничения конкуренции. Обратимся к такому логическому приему, как апагогия (ad absurdum, от противного): если не доказывать ограничение конкуренции на конкретном товарном рынке с надлежащим установлением его временных, географических и продуктовых границ, то отпадают сами легальные признаки картельного соглашения, прямо указанные в ч. 1 ст. 11 Закона № 135-ФЗ. Если признать такой подход правильным, то любой договор будет тождественен картелю. Но очевидно, что это совершенно не так.

Наконец, необходимость анализа состояния конкуренции на товарном рынке, а также три конкретных направления такого анализа, прямо указаны в п. 10.9 Порядка проведения анализа состояния конкуренции на товарном рынке, утв. приказом ФАС России от 28.04.2010 № 220. По этой причине вменение картельного соглашения в отсутствие анализа конкуренции на товарном рынке представляет собой явное нарушение не только норм федерального законодательства, но и ведомственного нормативного правового акта.

***

Запрет per se (лат. — сам по себе) — это фикция. Характерно, что тиражирование этого латинского выражения совпадает по времени с появлением легального определения картеля в ч. 1 ст. 11 Закона № 135-ФЗ[11]. Фикция per se не используется нигде, кроме правоприменительной практики антимонопольных органов, однако ее интерпретация представляет собой не что иное, как подмену понятий — логическую ошибку, заключающуюся в выдаче какого-либо объекта (либо явления) за таковой, каким он заведомо не является, и в использовании несоответствующего контексту определения слова.

Так, например, в разъяснении ФАС России от 30.05.2018 № 14 «О квалификации соглашений хозяйствующих субъектов, участвующих в торгах» (утв. протоколом Президиума ФАС России от 30.05.2018 № 7) сказано, что факт ограничения конкуренции в случае наступления либо возможности наступления негативных последствий предполагается и не требует доказывания антимонопольным органом (запрет «per se»).

Вместе с тем остается неясным, на каком основании запрет per se отождествляется c нулевым стандартом доказывания. Представляется, что это не имеет какого-либо правового обоснования: недопустимо вменять что-либо без доказательств, а просто так в силу некой фикции per se. Такое толкование нередко оправдывают соображениями процессуальной экономии[12], однако выглядит это не устраняет необходимость формирования доказательственной базы, в частности, доказывания последствий как маркера существования сговора[13].

Еще раз подчеркнем, нормативных оснований подобного толкования быть не может, они расходятся с предметом регулирования Закона № 135-ФЗ, а также с легальным определением картельного соглашения, данным в ч. 1 ст. 11 Закона № 135-ФЗ.

Запрет как таковой не отменяет необходимость доказывания наличия правовых критериев картельного сговора между участниками электронных аукционов; предположения, которые носят опровержимый характер, не могут считаться доказательствами картельного сговора ни прямыми, ни косвенными.

Доказательство — это процесс (метод) установления истины, логическая процедура обоснования истинности утверждения с помощью фактов и связанных с ними суждений. С помощью совокупности логических приемов истинность какого-либо суждения обосновывается исходя из других истинных суждений.

Отметим важную позицию, сформулированную в судебной практике: многие обстоятельства, вменяемые хозяйствующим субъектам как признаки картеля, в действительности являются просто следствием стремления коммерческих организаций извлечь прибыль, а их поведение продиктовано условиями ведения обычной хозяйственной деятельности[14].

***

Оценивая действия сторон как добросовестные или недобросовестные, следует исходить из поведения, ожидаемого от любого участника гражданского оборота, учитывающего права и законные интересы другой стороны, содействующего ей, в т. ч. в получении необходимой информации. По общему правилу п. 5 ст. 10 ГК РФ добросовестность участников гражданских правоотношений и разумность их действий предполагаются, пока не доказано иное[15]. Антиконкурентное поведение не может выражаться в добросовестных действиях участников гражданского оборота[16].

Участие в торгах, в т. ч. в электронных аукционах, проводимых по правилам Закона № 44-ФЗ, является добровольным. Аукцион устраивается в первую очередь для того, чтобы исключить коррупционную составляющую для заказчика, однако это вовсе не означает принуждение к участию в аукционе и, тем более, принуждение участников аукциона к снижению цены до определенного уровня (допустим, один шаг — картель, 10 шагов — не картель). Внедрение электронных аукционов в практику осуществления публичных закупок не накладывает каких-либо обязательств на участников соответствующих процедур, цель такого внедрения — противодействие коррупции и другим злоупотреблениям для другой стороны — заказчика.

Количество шагов, которые будут сделаны в ходе электронного аукционного соревнования, — решение участника. Тот факт, что впоследствии проигравший участник аукциона имеет договорные отношения с его победителем и тем самым «взаимодействует» с ним, не является доказательством картельного сговора. Это не доказательство, а предположение, которое может быть опровергнуто по следующим соображениям.

Договорные отношения «заказчик — победитель аукциона» и «победитель аукциона — проигравший участник аукциона» регулируются разными федеральными законами. Так, договор между победителем аукциона и заказчиком регламентирован Законом № 44-ФЗ, что делает его исполнение более «дорогостоящим». Речь идет о конструкции так называемого нерушимого договора[17], в котором невозможно поменять практически никакие условия в динамике его исполнения. Подчеркнем, что «нерушимость» контракта убедительно усиливается мерами административного взыскания для обеих сторон контракта (ч. 4, 5 ст. 7.32 КоАП РФ).

Кроме того, «стоимость» такого договора (контракта) составляют серьезные штрафные санкции, обеспечение исполнения контрактных обязательств в виде блокирования денежных средств на счете заказчика или предоставления банковской гарантии, риск ущерба деловой репутации в форме включения сведений в реестр недобросовестных поставщиков (ст. 34, 96, 104 Закона № 44-ФЗ).

В свою очередь, договор между обществом с ограниченной ответственностью и государственным унитарным предприятием регулируется другим актом — Законом № 223-ФЗ). Основанием применения именного этого закона к договорным отношениям между обществом с ограниченной ответственной и государственным унитарным предприятием является норма подп. «б» п. 5 ч. 2 ст. 1 Закона № 223-ФЗ[18].

Закон № 223-ФЗ не предусматривает каких-либо требований именно к условиям договора, что, естественным образом, делает саму контрактацию для поставщика более привлекательной и экономически целесообразной. Ведь базовым признаком предпринимательской деятельности — основного вида деятельности общества с ограниченной ответственностью (п. 1, 2 ст. 50, п. 1 ст. 87 ГК РФ) — является ее рисковый характер (абз. 3 п. 1 ст. 2 ГК РФ). Условия договора, заключенного в рамках Закона № 223-ФЗ, могут быть изменены сторонами по их соглашению, что позволяет контрагентам адаптироваться к меняющимся рыночным условиям хозяйствования. Штрафные санкции (меры гражданско-правовой ответственности) не подвержены императивному регулированию, отсутствуют требования о заключении обеспечительных сделок и проч. Иными словами, «стоимость жизненного цикла» такого договора несопоставима с расходами на исполнение аналогичного по предмету контракта. Риски неисполнения договорных обязательств нетождественны рискам нарушения обязательств, основанных на контракте.

Таким образом, поведение участника аукциона является экономически рациональным с точки зрения оценки правового режима будущих поставок: при определенном соотношении прибыли и издержек контрактные отношения становятся невыгодными. Но это вопрос финансово-экономического анализа.

С юридической точки зрения все очевидно: разный правовой режим контрактации (Закон № 44-ФЗ или Закон № 223-ФЗ) объясняет принятие хозяйствующим субъектом решения о количестве шагов, используемых в ходе электронного аукционного соревнования. Отказ от конкурентной борьбы на торгах в ходе осуществления предпринимательской деятельности не может расцениваться как противоправное поведение.

Взаимодействие сторон договора является нормальным ходом договорных отношений, заключив договор, стороны попросту не могут не взаимодействовать друг с другом. Если взаимодействие и наказуемо, то должно исследоваться поведение хозяйствующих субъектов на предмет взаимодействия в процессе предположительного достижения картельного соглашения, т. е. до и/или в процессе проведения торгов, но никак не впоследствии[19].

Контрактная система направлена на создание равных условий для обеспечения конкуренции между участниками закупок. Одним из ее принципов является принцип обеспечения конкуренции (ст. 6, 8 Закона № 44-ФЗ). Он означает, что любое заинтересованное лицо имеет возможность в соответствии с законодательством РФ и иными нормативными правовыми актами о контрактной системе в сфере закупок стать поставщиком (подрядчиком, исполнителем).

Следовательно, участие в электронном аукционе — это свободное решение хозяйствующего субъекта, не обусловленное фактическим наличием у него закупаемого товара.

Здесь следует обратиться к классическому пониманию самой сущности договора поставки: «… характерным признаком товаров, поставляемых по договору поставки, является то, что они производятся или закупаются поставщиком. Данный признак товаров предъявляет определенные требования и к правовому статусу поставщика: он осуществляет не вообще всякую предпринимательскую деятельность, а применительно к конкретному договору поставки предпринимательскую деятельность по производству или закупкам определенных товаров. Таким образом, в качестве поставщика по общему правилу выступают коммерческие организации или индивидуальные предприниматели, специализирующиеся на производстве соответствующих товаров либо профессионально занимающиеся их закупками»[20].

С учетом изложенного поставщик (победитель аукциона) может обладать товарами как фактически, так и юридически. Они могут наличествовать в его материальной сфере, либо в правовых отношениях, т. е. товары могут быть поставщиком «законтрактованы» в будущем, тем более если речь идет о лекарственных препаратах, имеющих определенные сроки годности и требующих особых условий хранения и транспортировки.

Сказанное объясняет причины последующего «взаимодействия» победителя аукциона и проигравшего аукцион участника: победителю нужны товары, аукцион выигран им при фактическом отсутствии у него таких товаров (лекарственных средств), в поисках контрактации и в условиях ненасыщенного рынка он заключает договоры, нацеленные на последующее надлежащее исполнение выигранных им контрактов.

***

Для установления факта заключения антиконкурентного соглашения, запрещенного п. 2 ч. 1 ст. 11 Закона № 135-ФЗ, антимонопольный орган должен доказать совокупность трех обстоятельств:

1) факт достижения (заключения) хозяйствующими субъектами-конкурентами соглашения,

2) наличие последствий в виде снижения, поддержания или повышения цены на торгах либо возможность их наступления,

3) причинно-следственную связь между конкретными действиями участников соглашения и негативными последствиями для рынка либо потенциальной возможностью их наступления.

При отсутствии одного из необходимых элементов состава правонарушения, предусмотренного п. 2 ч. 1 ст. 11 Закона № 135-ФЗ, квалификация действий по делу о нарушении антимонопольного законодательства в качестве нарушения запрета на заключение антиконкурентного соглашения на торгах, которое привело к поддержанию цены, является незаконной[21].

В основу вменения картельного сговора не могут быть положены опровержимые предположения (презумпции и фикции). Если не доказаны ни факт наличия соглашения, ни его антиконкурентная направленность, то нет и легитимирующих признаков «картельности» как таковой. Запрет per se является фикцией, не отменяющей какие-либо стандарты доказывания, эта фикция не легитимирована и не дает оснований для приведения опровержимых предположений.

Участие в торгах, активность такого участия (количество шагов аукциона), последующее «взаимодействие» в рамках легального вертикального соглашения между соперниками аукциона представляет собой добросовестное поведение, свидетельствующее об обычной хозяйственной деятельности коммерческих организаций, осуществляемой с учетом нормальных предпринимательских рисков, и не дают оснований однозначно утверждать о наличии картельного сговора между ними.

  1. См. Беляева О. А. Торги: теоретические основы и проблемы правового регулирования: автореф. дисс. … д-ра юрид. наук. М., 2012. С. 11. ↑

  2. Типология сговоров достаточно широко представлена в юридической литературе. См. Франскевич О. П. Сговоры на торгах как форма монополистической деятельности // Журнал предпринимательского и корпоративного права. 2017. № 1. С. 16−19; Егорова М. А., Кинев А. Ю. Правовые критерии картеля // Право и экономика. 2016. № 4. С. 4−11; Хабаров С. А. Сговор как форма координации на торгах // Юрист. 2014. № 15. С. 33 – 37. ↑

  3. См. Беляева О. А. Ключевые проблемы совершенствования законодательства о государственных закупках лекарственных препаратов // Аукционный вестник. 2018. № 370. С. 1, 2. ↑

  4. См. Панова И. В. Актуальные вопросы применения Федерального закона от 21.07.2005 № 94-ФЗ «О размещении заказов на поставки товаров, выполнение работ, оказание услуг для государственных и муниципальных нужд»: административная и судебная практика // Административное право и процесс. 2014. № 12. С. 18; Беляева О. А. Торги: основы теории и проблемы практики: Монография. М., 2015. С. 106, 107; См. Беляева О. А. Электронные аукционы по размещению государственных заказов: совершенствование правового регулирования // Журнал российского права. 2011. № 7. С. 17; Беляева О. А. Провоцирование сговоров между участниками публичных закупок // Журнал предпринимательского и корпоративного права. 2017. № 4. С. 17. ↑

  5. См. Беляева О. А., Чваненко Д. А. Цифровизация государственных и муниципальных закупок: целеполагание, эволюция и перспективы // Правовое регулирование экономических отношений в современных условиях развития цифровой экономики: монография. Отв. ред. В. А. Вайпан, М. А. Егорова. М., 2019. С. 131. ↑

  6. Еще в советский период это явление именовалось «известным азартным настроением среди торгующихся». См. Позняк М. Производство публичных торгов на государственные подряды и поставки по новому положению // Еженедельник советской юстиции. 1928. № 18. С. 549. ↑

  7. См. Беляева О. А. Оценка эффективности публичных закупок: современные проблемы // Госзаказ. Управление. Размещение. Обеспечение. 2018. № 51. С. 49. ↑

  8. См. Ярош А. В. Правовое регулирование закупок лекарственных средств для обеспечения государственных нужд: автореф. дис. … канд. юрид. наук. М., 2018. С. 7, 8. ↑

  9. См. постановление ФАС Западно-Сибирского округа от 11.04.2019 по делу № А70-10296/2018; определением Верховного Суда РФ от 08.07.2019 № 304-ЭС19-11946 отказано в передаче дела № А70-10296/2018 в Судебную коллегию по экономическим спорам Верховного Суда РФ для пересмотра в порядке кассационного производства. ↑

  10. См. п. 9 Обзора по вопросам судебной практики, возникающим при рассмотрении дел о защите конкуренции и дел об административных правонарушениях в указанной сфере (утв. Президиумом Верховного Суда РФ 16.03.2016). ↑

  11. См. Мосунова Н. Н. Картели в России: per se или эффект? // Вестник экономического правосудия Российской Федерации. 2017. № 2. С. 95−109. ↑

  12. См. Егорова М. А. Недобросовестная конкуренция как разновидность правового запрета per se // Право и экономика. 2018. № 1. С. 30‒34. ↑

  13. См. Егорова М. А. Гражданско-правовые последствия нарушений антимонопольного законодательства: монография. М., 2020. С. 133. ↑

  14. См. постановление Арбитражного суда Поволжского округа от 01.08.2019 № Ф06-49238/2019 по делу № А65-18102/2018; Верховного Суда РФ от 21.11.2019 № 306-ЭС19-21037 отказано в передаче дела № А65-18102/2018 в Судебную коллегию по экономическим спорам Верховного Суда РФ для пересмотра в порядке кассационного производства. ↑

  15. См. п. 1 постановления Пленума Верховного Суда РФ от 23.06.2015 № 25 «О применении судами некоторых положений раздела I части первой Гражданского кодекса Российской Федерации». ↑

  16. См. постановление Арбитражного суда Центрального округа от 09.07.2019 № Ф10-1105/2017 по делу № А35-10181/2015; определением Верховного Суда РФ от 30.10.2019 № 310-ЭС19-19659 отказано в передаче дела № А35-10181/2015 в Судебную коллегию по экономическим спорам Верховного Суда РФ для пересмотра в порядке кассационного производства. ↑

  17. См. Беляева О. А. Нужна ли нашему правопорядку конструкция нерушимого договора? // Аукционный вестник. 2017. № 349. С. 1, 2. ↑

  18. См. Беляева О. А. Режим публичных закупок: пути правовой идентификации // Проблемы и вызовы цифрового общества: тенденции развития правового регулирования цифровых трансформаций: сб. науч. тр. по матер. I Междунар. науч.-практ. конф. (Саратов, 17–18 октября 2019 г.) / под ред. Н. Н. Ковалевой; ФГБОУ ВО «Саратовская государственная юридическая академия». Саратов, 2019. С. 155. ↑

  19. См. постановление ФАС Северо-Западного округа от 12.04.2019 по делу № А13-825/2018; определением Верховного Суда РФ от 02.08.2019 № 307-ЭС19-11888 отказано в передаче дела в Судебную коллегию по экономическим спорам Верховного Суда РФ для пересмотра в порядке кассационного производства. ↑

  20. См. Брагинский М. И., Витрянский В. В. Договорное право. Договоры о передаче имущества. 4-е изд., стереотипное. М., 2002. Кн. 2. (Цит. по: СПС «Консультант Плюс»). ↑

  21. См. постановление ФАС Северо-Кавказского округа от 21.03.2019 по делу № А63-2138/2018; определением Верховного Суда РФ от 02.10.2019 № 308-ЭС19-10893 отказано в передаче дела в Судебную коллегию по экономическим спорам Верховного Суда РФ для пересмотра в порядке кассационного производства.

    Как отмечено в п. 21 постановления Пленума Верховного Суда РФ от 04.03.2021 № 2 «О некоторых вопросах, возникающих в связи с применением судами антимонопольного законодательства», схожесть поведения нескольких хозяйствующих субъектов сама по себе не является основанием для вывода о наличии между ними ограничивающего конкуренцию соглашения. В этом случае необходимо учитывать, имелись ли иные причины для избранного хозяйствующими субъектами поведения, например, если оно соответствует сформировавшимся (изменившимся) на рынке условиям деятельности, обусловлено одинаковой оценкой ситуации на рынке со стороны хозяйствующих субъектов. ↑

Статья опубликована в журнале ПРОГОСЗАКАЗ.РФ, 2022, № 4.